Нет, вопрос в том, кого жертвы на регулярной основе предпочитают и в какое поведение тем самым инвестируют. Если парень с младых лет видит как девочки предпочитают плохишей в стремлении завоевать их больше таких пацанов становится плохишами, которые дубасят жен, некоторые даже убивают как в данном случае.
Если бы бабы разводились с теми кто хотяб раз на них руку поднял, а за тех, кто их бережет, ухаживает за ними держались бы руками и ногами, то случаи домашнего насилия были бы редкостью т.к. бабы остались бы замужем только за нормальными мужиками. А даже те, кто ненормален - старались бы вести себя хорошо, чтобы быть с женщинами.
А имеем мы ситуацию ровно наоборот - на словах все типа против домашнего насилия, но делают все наоборот, в него "инвестируют", опрокидывают за борт кучу нормальных мужиков по самым мелочным поводам, оставаясь с ненормальными абьюзерами. Стоит ли тогда удивлятся присутствию домашнему насилию, если выживают браки в основном с беспредельщиками?
Почему женщина не уходит из отношений, где есть насилие?
Женщина все еще эмоционально привязана к обидчику.
Окружающие (обычно уже постфактум) часто задаются вопросом, как можно находиться рядом с партнером, который поднимает руку. Но насильственные отношения не выглядят как бесконечные побои. Их динамику хорошо объясняет схема Ленор Уокер о цикле насилия, в которой фаза «медового месяца» напоминает начало любых отношений. В это время агрессор заботлив, внимателен, щедр на ухаживания, комплименты и подарки. Такой цикл повторяется вновь и вновь, после каждого акта насилия следует примирение, потому что основная цель агрессора — сохранить отношения и не потерять в них контроль.
На фоне такого поведения пострадавшая может надеяться, что насилие больше никогда не произойдет, а обидчик осознал свой поступок и не повторит его. Женщина буквально живет «мечтами о прошлом», когда отношения только начинались и были идеальными.
Она надеется, что партнер навсегда останется нежным и любящим. Так происходит, пока этап «медового месяца» не переходит к этапу возрастания напряжения, затем к акту насилия, после которого снова наступает «медовый месяц», и цикл замыкается. Чем дольше эти отношения длятся, тем сильнее акты насилия с каждым новым циклом и тем короче «медовый месяц».
Женщина убеждена, что сама виновата в произошедшем насилии.После акта насилия агрессор может обвинять женщину в том, что она спровоцировала его и «довела» до ситуации насилия. Выяснится, что она не так сидела, не так смотрела, не то готовила, не оградила его от раздражающих играми или криками детей, потратила непонятно куда три тысячи рублей или задержалась на полчаса, возвращаясь с работы.
Проблему в пострадавшей видит не только агрессор, но и общество. Широко транслируется стереотип о том, что муж не будет поднимать руку на хорошую жену. Если насилие все-таки случается, то женщина в этом виновата сама, а мужское поведение объясняют любовью и заботой.
Личная травма и низкая самооценка.Только сейчас становится актуальной дискуссия о том, что нельзя воспитывать детей ударами ремня, шлепками и угрозами. Сопротивление со стороны общества и даже первых лиц государства все еще ощутимо. Насилие расценивается не просто как норма, а как благо и способ уберечь ребенка от проблем в дальнейшей жизни.
К сожалению, неблагоприятный детский опыт делает пострадавших более толерантными к насилию во взрослом возрасте. Любовь будто сплетается с насилием, сложно отделить одно от другого. Если женщина уже однажды пережила подобное, у нее в голове такая модель отношений останется как норма и она может повторять ее уже в собственной жизни. Поскольку в прошлом насилие — это что-то знакомое, понятное, то и выбор партнера может быть предопределен. Важно понимать, что это лишь вероятность. Не каждый человек с опытом насилия в детстве оказывается в ситуации домашнего насилия. Отношения могут быть/стать такими абсолютно у любого человека.
Женщине некуда уйти.Уйти от агрессора гораздо проще, если у вас или вашей семьи есть свободная жилплощадь. Но это далеко не всегда так. Более того, семья пострадавшей может выступать на стороне агрессора. В их окружении автор насилия может вести себя вовсе не как тиран, а как чудесный муж и отец. Поэтому женщина оказывается виноватой в его «вспышках гнева».
Собственных средств у пострадавшей может не быть, потому что женщины часто не работают, отвечая за дом и воспитание детей. Даже если они и работают, то обычно получают меньше мужчин и еще реже поднимаются до хорошо оплачиваемых руководящих позиций.
При найме работодатели предпочитают кандидатов-мужчин. Часто это связано с перспективой женщины уйти в декрет. Не имея собственного жилья, самостоятельно прожить на среднюю зарплату вполне реально. Но если женщина уходит от агрессора с детьми, обеспечивать комфортный уровень жизни становится проблематично. Поэтому часто «выгода» от сосуществования с агрессором заключается хотя бы в том, чтобы не оказаться на улице и не умереть от голода.
Попытка уйти может быть очень опасна.
Агрессор далеко не всегда будет спокойно наблюдать за тем, как пострадавшая от насилия собирает необходимые вещи для переезда. Решение женщины об уходе может стать причиной того, что обидчик даст себе внутреннее разрешение на очередной акт насилия — гораздо более жестокий, чем обычно, поскольку агрессор понимает, что вот-вот лишится контроля над пострадавшей.
По статистике, большинство пострадавших от домашнего насилия погибает именно тогда, когда принимает решение об уходе. Пример подобной ситуации — резонансное дело Веры Пехтеловой.
Ушедших жен продолжают преследовать. Агрессор может угрожать их жизни и жизни их детей. Сделать это очень просто, поскольку в России нет охранных ордеров, которые запрещали бы агрессору приближаться к пострадавшей. Многие ли согласятся приютить знакомую, когда ее муж обещает поджечь их дом? Откажутся ли воспитатели отдать ребенка законному отцу, хотя мать просит их этого не делать? Сколько работодателей захотят иметь дело с женщиной, к которой на работу приходит муж и устраивает скандалы?
Получается, уехать женщина может либо тайно, либо имея поддержку в виде семьи и правоохранительных органов.