Rolly, главный и трагичнейший признак российского отставания от Западной Европы при Петре - не одежда и прически, а слабость третьего сословия. Отсутствие (или пребывание в зачаточном состоянии) институтов, аналогичных европейским торговым и ремесленным гильдиям. Именно на горожан, кровно заинтересованных в отмене средневековых феодальных правил, мешавших спокойно торговать и производить, опирались европейские короли в борьбе с баронской вольницей.
Россия в этом плане трагически отставала. Трагически, но не безнадежно - в правление Алексея Михайловича, Федора и Софьи прямо-таки ударными темпами стала развиваться самая что ни на есть рыночная экономика, то есть - частное предпринимательство, торговля и производство, практически свободные от опеки государства.
Иван Грозный, как много раз говорено, был сатрап. Он мог рубить головы и варить на сковородах, спускать на народ медведей и громить изобличенные в сепаратизме города. Однако он - как любой другой российский самодержец до Петра - вовсе не посягал на основы рынка.
Не лез в экономику.
Меж тем Петр впервые в отечественной истории начал в самых широких масштабах внедрять систему, охарактеризовать которую невозможно словами на русском языке.
Потому что если до Петра российская экономика развивалась по общемировым законам, при Петре она вернулась к откровенному рабству. То есть укладу, который по самой сути своей не может быть эффективным...
Простой и яркий пример - металлургическо-оружейное производство. Допетровский Пушечный двор, главный оружейный завод России, не был, конечно, частным предприятием. Однако все до единого там работавшие, от главных конструкторов до последнего подметальщика стружек, были вольнонаемными, получали самую высокую в стране казенную зарплату (и даже, подобно западноевропейским мастерам, имели свой цеховой знак, который носили на груди). В царских указах особо подчеркивалось, что хозяева заводов, как русские, так и иностранцы, обязаны нанимать всяких людей по доброте, а не в неволю.
При Петре на многочисленных, выраставших, как грибы, заводах в основном работали рабы - бесправные люди, трудившиеся за харчи, загнанные за высокие стены на всю жизнь. В документах того времени сплошь и рядом встречаются слова отдать в работу навечно: не только на оружейные заводы, но и в прядильные мастерские, если речь идет о женщинах. Указ 1721 г. гласил, что все промышленники, даже не дворянского происхождения, имеют право покупать деревни с крепостными крестьянами, которых вправе заставлять пожизненно трудиться на заводах и рудниках. Дошло до того, что с заводов запрещаюсь изымать беглых от помещиков крестьян, - но легко догадаться, что эти облагодетельствованные беглецы становились рабами уже не помещика, а фабриканта...
Это был поворот даже не к феодализму - к рабству. Причем грустный парадокс в том, что не только были обращены в рабов мастеровые, но и фабриканты порой становились таковыми... не по своей воле. Берг и Мануфактур Коллегия (тогдашнее министерство горного дела и промышленности) строило за казенный счет фабрики, а потом сдавало их частным лицам или компаниям... иногда не спрашивая желания. Когда было решено начать собственное производство сукна, в 1712 г. высочайше поведено завести за казенный счет фабрики и отдать их торговым людям, а буде волею не похотят, ХОТЯ БЫ И НЕВОЛЕЮ. Наверное, это единственный в мировой практике пример, когда фабрикантом делали в принудительном порядке...
А Европа меж тем усиленно развивала частную, рыночную экономику. В России же согласно очередному указу (декабрь 1719 г.) подлежал беспощадному битью кнутом всякий помещик, который не доносит о наличии на его землях полезных ископаемых (а откуда ему, бедолаге, не получившему должного образования, знать, что в его землях скрывается?!).
Легко догадаться, что произведенные с помощью рабского труда товары качеством не блистали. Даже благорасположенный к Петру историк вынужден написать: Только грубые солдатские сукна были хороши, да все то, что нужно было для военного снабжения, до пушек включительно, но товары чисто промышленные, которые искали себе сбыта в народе, были плохи.
О каких демократических принципах ты говоришь?