В свой День рождения наткнулся на отголосок потуг литературного творчества меня.
Представляю на ваш суд. Срите в Камментах.
Чередовние гудков и пауз. Сознание на автомате отмечает, что гудок в ля бемоле. Четыре знака при ключе.
Крепко меня выдрессировала та старая еврейка преподавашая сольфеджио.
Паузу я никогда не мог высчитать. Вернее мог, но никогда не пытался. Сколько этих гудков я слышал за свою жизнь. Невероятное количество. Эти гудки всегда были предвестниками чего то. Иногда важного иногда нет.
Из за этих бездушных сигналов телефонной сети я сидел на маленькой залитой солнцем и ветром кухне с голубыми занавесками. Почему то эти голубые занавески были хуже всего. Меня рвало на них нотами, стихами, прозой и невысказанными признаниями в веченой любви в высоком стиле. Рейнхард с портерета наблюдал за всем этим, топоршил свои дурацкие усики и смуглой рукой ставил 4 знака при ключе этой какофонии.
Я нередко переживал времена года, давая им свои обозначения. Это было своеобразной игрой в провидение. Я редко ошибался. Всегда названия оказывались удивительно точными. Вот эту точность я пытлся заглушить декалитрами коньяка и разведеннго снегом из раковины спирта, когда не хватало на коньяк.
И сквозь все это лились гудки в ненавистной тональности Ля бемоль мажор.
Я находил доминантовые фразы, скакал по диким ступеням наворченных септаккордов, которые я с упоение строил на стекле замерзшей с утра машины.
Я мерил растояние литрами бензина и пытался уехать от осени. Или от весны-не важно. Иногда удавалось.
Не было никакой безумной любви или радости. Горя тоже не было. Была жизнь, напоминаюшая тупую форму
ААБА, в изветсной мне тональности. Не было только пауз. Я никогда не высчитывал паузы между гудками, днями и чьими-то нотами. Из динамиков располеженных за моей, слегка сутулой спиной несся какой-то простуженный свинг, перебиваюшийся лихорадочно-разгульным ритмом би-бопа. Паркер знал в этом толк. Он выбивал из квадрата, уводил из доли, и ,казалось, что ты стоишь один посереди этой огромной снежной бури и толком не понимаешь, какого хрена донна ли звучит на тон ниже родного си-бемоля.
И, уже намного позже, концом бесконечных гудков стал служить милый голос какойто женшины, рассказываюшей про абонента, неспособного подойти к телефону.
Размещение рекламы