Форум гитаристов

С незапамятных времён студентам-первокурсникам философского факультета ставится столь же раздражающая, сколь и бессмысленная задачка о «корабле Тесея». Этот известный философский парадокс вращается вокруг неразрешимого вопроса о том, можно ли по-прежнему назвать «тем самым кораблём» тот корабль, все части которого были заменены в ходе основательной реставрации. Последующий вопрос, следовательно, звучит таким образом: как мы должны оценивать о построении нового корабля из изначально имевшихся частей, которые у нас остались? Будет ли это, собственно, изначальный корабль?

Абсолютно справедливо указал Виттгенштайн на то, что эта крючкотворная задачка сводится, в конечном итоге, к языковой двусмысленности фразы «тот самый». И в самом деле, если мы под «тем самым» понимаем «неизменённый», тогда это, конечно же, более не «тот самый корабль». Но ежели мы, напротив, понимаем «одинаковый» под «тем самым», тогда это, по существу, всё «тот же самый корабль». Как бы бесполезен не был этот мыслеэксперимент, он обладает невероятной притягательной силой для западного европейца. Во всяком случае — современного, декадентного типа, ибо не так много есть других вещей, которые интриговали бы его больше, чем «аутентичность».

Я пережил это сам, когда некоторое время назад у меня за ужином завязалась беседа с некоторыми утончёнными любителями культуры. В тот момент я недавно приобрёл литографию Жоржа Брака, которая была выставлена на продажу по несколько сокращённой цене, поскольку на ней не стояла подпись мастера. Мои собеседники нашли такое различие в цене понятным и абсолютно обоснованным. Более того, они нашли моё желание приобрести работу довольно-таки дурацким. Оно ведь не «аутентично»? Зачем оно тебе?

Я ответил, что, по-моему, речь должна бы идти о качестве произведения искусства. Какая разница, кто его создал и является ли оно «аутентичным»? Этот взгляд был тут же отвергнут. В современном культурном дискурсе аутентичность заслоняет всё остальное. Историки-искусствоведы считают, что существует нечто именуемое «западным развитием стилей», которое должно восходить примерно к фрескам Джотто ди Бондоне из XIV в. и развиваться до абстрактного искусства XX в.; располагающиеся между этими двумя точками строго очерченные «периоды» сменяющих друг друга стилевых концепций должны разграничиваться, причём творить искусство из периода прошедшего, в периоде нынешнем — принципиально невозможно. По их мнению, иначе это было бы «кичем», а то и вовсе подражанием, что уж совсем дурно.

Также принято считать, что мы должны славить и ценить художников за их «революционные» концепции в рамках процесса этого стилистического развития, рассматриваемого как необходимое и даже принудительное, и будто бы поэтому оценка «красиво» безнадёжно нерелевантна — речь-то здесь об «обновлении». Так, литография Жоржа Брака, к примеру, будет в первую очередь будет цениться — как и оцениваться — не по глубокой психологической концепции, которую она отражает, или потрясающему использованию цветов, но лишь потому что она представляет собой аутентичный продукт «важной предтечи», «законодателя моды» в истории развития стилей.

Таким образом, неподписанная репродукция корабля Тесея — как показывает пример моей литографии Брака — является в искусстве, в общем-то, хламом, в то время, как всё «аутентичное» продаётся по сумасшедшим ценам вне зависимости от того, как мала его действительная внутренняя ценность.

Взгляните на «Фонтан» Марселя Дюшана, который, согласно The Economist, недавно был выставлен на продажу за 2,5 млн. долл. Почему бы не купить за копейки новый писсуар, если уж так хочется иметь такой дома? Ответ, разумеется, заключается в том, что никого не интересует присущая работе красота или выразительность работы. Интересует прежде всего аутентичность — единственная причина для существования концептуального искусства. Шокирует то, что люди готовы выкладывать такие суммы исключительно за веха из истории искусств. Там, где аутентичность ставится выше качества, культура проваливается в декаданс. Если авторство исторического начала важнее эстетической ценности, тогда нет более и культурного идеала. Только тщеславие.

Рано или поздно выход должен быть найден и европейская культура, которая уже более полувека не плодоносит, должна отыскать себя. Картины Рембрандта истлеют через триста лет. Ещё пару сотен лет спустя за ними проследуют работы Брака. Неизбежно мы предстанем перед выбором между изготовлением безупречных репродукций с тем, чтобы эти великие произведения искусства были сохранены для будущего и принятием того, что они исчезнут с лица земли из-за наших декадентских представлений об аутентичности и индивидуальном авторстве.

Как это видно по работе регулярно раскрываемых мастеров подделок, произведения искусства всё-таки возможно подделывать таким образом, что практически никто не способен увидеть разницы — даже после обстоятельного исследования. Остаётся ждать первого предпринимателя, который дерзнёт открыть музей реплик. Все работы из Лувра, от оригинала неотличимые. Можно прикасаться. Продаётся по 20 тыс. евро за экземпляр.

— «Ойкофобия» (2013), Тьерри Боде, нидерландский политик, доктор права Лейденского университета, основатель исследовательского института и политической партии правого толка «Форум за демократию»; автор ряда книг о современной политической конъюнктуре в ЕС и Нидерландах в частности.