Через некоторое время Паниковский заметил в хозяине "Антилопы" перемену. Адам Казимирович произносил какие-то смутные слова о царствии небесном. Это подтверждал и Балаганов.
Потом он стал надолго пропадать и, наконец, вовсе съехал со двора.
-Почему ж вы мне не доложили? - возмутился великий комбинатор.
Они хотели доложить, но они боялись гнева командора. Они надеялись, что Козлевич опомнится и вернется сам. Но теперь надежды потеряны. Ксендзы его окончательно охмурили. Еще не далее как вчера курьер и уполномоченный по копытам случайно встретили Козлевича. Он сидел в машине у подъезда костела. Они не успели к нему подойти. Из костела вышел ксендз Алоизий Морошек с мальчиком в кружевах.
- Понимаете, Бендер, - сказал Шура, - все кодло село в нашу "Антилопу", бедняга Козлевич снял шапку, мальчик позвонил в колокольчик, и они уехали. Прямо жалко было смотреть на нашего Адама. Не видать нам больше "Антилопы".
Великий комбинатор молча надел свою капитанскую фуражку с лакированным козырьком и направился к выходу.
- Фунт, - сказал он, - вы остаетесь в конторе! Рогов и копыт не принимать ни под каким видом. Если будет почта, сваливайте в корзину. Конторщица потом разберется. Понятно?
Когда зицпредседатель открыл рот для ответа (это произошло ровно через пять минут), осиротевшие антилоповцы были уже далеко. В голове процессии, делая гигантские шаги, несся командор. Он изредка оборачивал голову назад и бормотал: "Не уберегли нежного Козлевича, меланхолики! Всех дезавуирую! Ох, уж мне это черное и белое духовенство! " Бортмеханик шел молча, делая вид, что нарекания относятся не к нему. Паниковский прыгал, как обезьяна, подогревая чувство мести к похитителям Козлевича, хотя на душе у него лежала большая холодная лягушка.
Он боялся черных ксендзов, за которыми признавал многие волшебные свойства.
В таком порядке все отделение по заготовке рогов и копыт прибыло к подножию костела. Перед железной решеткой, сплетенной из спиралей и крестов, стояла пустая "Антилопа". Костел был огромен. Он врезался в небо, колючий и острый, как рыбья кость.
Он застревал в горле. Полированный красный кирпич, черепичные скаты, жестяные флаги, глухие контрфорсы и красивые каменные идолы, прятавшиеся от дождя в нишах, -- вся эта вытянувшаяся солдатская готика сразу навалилась на антилоповцев. Они почувствовали себя маленькими. Остап залез в автомобиль, потянул носом воздух и с отвращением сказал:
- Фу! Мерзость! Наша "Антилопа" уже пропахла свечками, кружками на построение храма и ксендзовскими сапожищами.
Конечно, разъезжать с требами на автомобиле приятнее, чем на извозчике. К тому же даром! Ну, нет, дорогие батюшки, наши требы поважней!
С этими словами Бендер вошел в церковный двор и, пройдя между детьми, игравшими в классы на расчерченном мелом асфальте, поднялся по гранитной банковской лестнице к дверям храма. На толстых дверях, обитых обручным железом, рассаженные по квадратикам барельефные святые обменивались воздушными поцелуями или показывали руками в разные стороны, или же развлекались чтением толстеньких книг, на которых добросовестный резчик изобразил даже латинские буковки. Великий комбинатор дернул дверь, но она не подалась. Изнутри неслись кроткие звуки фисгармонии.
-Охмуряют! - крикнул Остап, спускаясь с лестницы. -
Самый охмуреж идет! Под сладкий лепет мандолины.
- Может быть, уйдем? - спросил Паниковский, вертя в руках шляпу. - Все-таки храм божий. Неудобно.
Но Остап, не обращая на него внимания, подошел к "Антилопе" и принялся нетерпеливо надавливать грушу. Он играл матчиш до тех пор, пока за толстыми дверьми не послышалось бренчанье ключей. Антилоповцы задрали головы. Дверь растворилась на две половины, и веселые святые в своих дубовых квадратиках медленно отъехали вглубь. Из темноты портала выступил на высокую светлую паперть Адам Казимирович. Он был бледен. Его кондукторские усы отсырели и плачевно свисали из ноздрей. В руках он держал молитвенник. С обеих сторон его поддерживали ксендзы. С левого бока - ксендз Кушаковский, с правого - ксендз Алоизий Морошек. Глаза патеров были затоплены елеем.
-Алло, Козлевич! - крикнул Остап снизу. - Вам еще не надоело?
-Здравствуйте, Адам Казимирович, - развязно сказал Паниковский, прячась, однако, за спину командора.
Балаганов приветственно поднял руку и скорчил рожу, что, как видно, значило: "Адам, бросьте ваши шутки! "
Тело водителя "Антилопы" сделало шаг вперед, но душа его, подстегиваемая с обеих сторон пронзительными взглядами Кушаковского и Морошека, рванулась назад. Козлевич тоскливо посмотрел на друзей и потупился.
И началась великая борьба за бессмертную душу шофера.
-Эй вы, херувимы и серафимы! - сказал Остап, вызывая врагов на диспут. - Бога нет!
-Нет, есть, - возразил ксендз Алоизий Морошек, заслоняя своим телом Козлевича.
-Это просто хулиганство, - забормотал ксендз Кушаковский.
-Нету, нету, - продолжал великий комбинатор, - и никогда не было. Это медицинский факт.
-Я считаю этот разговор неуместным, - сердито заявил Кушаковский.
- А машину забирать-это уместно? - закричал нетактичный Балаганов. - Адам! Они просто хотят забрать "Антилопу".
Услышав это, шофер поднял голову и вопросительно посмотрел на ксендзов. Ксендзы заметались и, свистя шелковыми сутанами, попробовали увести Козлевича назад. Но он уперся.
- Как же все-таки будет с богом? - настаивал великий комбинатор.
Ксендзам пришлось начать дискуссию. Дети перестали прыгать на одной ножке и подошли поближе.
- Как же вы утверждаете, что бога нет, - начал Алоизий Морошек задушевным голосом, - когда все живое создано им!..
-Знаю, знаю, - сказал Остап, - я сам старый католик и латинист. Пуэр, соцер, веспер, генер, либер, мизер, аспер, тенер.
Эти латинские исключения, зазубренные Остапом в третьем классе частной гимназии Илиади и до сих пор бессмысленно сидевшие в его голове, произвели на Козлевича магнетическое действие. Душа его присоединилась к телу, и в результате этого объединения шофер робко двинулся вперед.
-Сын мой, - сказал Кушаковский, с ненавистью глядя на Остапа, - вы заблуждаетесь, сын мой. Чудеса господни свидетельствуют...
-Ксендз! Перестаньте трепаться! - строго сказал великий комбинатор. - Я сам творил чудеса. Не далее как четыре года назад мне пришлось в одном городишке несколько дней пробыть Иисусом Христом. И все было Б порядке. Я даже накормил пятью хлебами несколько тысяч верующих. Накормить-то я их накормил, но какая была давка!
Диспут продолжался в таком же странном роде.
Неубедительные, но веселые доводы Остапа влияли на Козлевича самым живительным образом. На щеках шофера забрезжил румянец, и усы его постепенно стали подниматься кверху.
-Давай, давай! - неслись поощрительные возгласы из-за спиралей и крестов решетки, где уже собралась немалая толпа любопытных. -Ты им про римского папу скажи, про крестовый поход.
Остап сказал и про папу. Он заклеймил Александра Борджиа за нехорошее поведение, вспомнил ни к селу ни к городу Серафима Саровского и особенно налег на инквизицию, преследовавшую Галилея. Он так увлекся, что обвинил в несчастьях великого ученого непосредственно Кушаковского и Морошека. Это была последняя капля. Услышав о страшной судьбе Галилея, Адам Казимирович быстро положил молитвенник на ступеньку и упал в широкие, как ворота, объятья Балаганова. Паниковский терся тут же, поглаживая блудного сына по шероховатым щекам. В воздухе висели счастливые поцелуи.
-Пан Козлевич! - застонали ксендзы. - Доконд пан иде?
Опаментайсе, пан!
Но герои автопробега уже усаживались в машину.
- Вот видите, -- крикнул Остап опечаленным ксендзам, занимая командорское место, - я же говорил вам, что бога нету.
Научный факт. Прощайте, ксендзы! До свидания, патеры!
Сопровождаемая одобрительными криками толпы, "Антилопа" отъехала, и вскоре жестяные флаги и черепичные скаты костела скрылись из глаз. На - радостях антилоповцы остановились у пивной лавки.
-Вот спасибо, братцы, - говорил Козлевич, держа в руке тяжелую кружку. -- Совсем было погиб. Охмурили меня ксендзы. В особенности Кушаковский. Ох, и хитрый же, черт! Верите ли, поститься заставлял! Иначе, говорит, на небо не попаду.
-Небо! - сказал Остап. - Небо теперь в запустении. Не та эпоха. Не тот отрезок времени. Ангелам теперь хочется на землю. На земле хорошо, там коммунальные услуги, там есть планетарий, можно посмотреть звезды в сопровождении антирелигиозной лекции.
После восьмой кружки Козлевич потребовал девятую, высоко поднял ее над головой и, пососав свой кондукторский ус, восторженно спросил:
- Нет бога?
- Нет, - ответил Остап.
- Значит, нету? Ну, будем здоровы.
Так он и пил после этого, произнося перед каждой новой кружкой:
- Есть бог? Нету? Ну, будем здоровы.
Паниковский пил наравне со всеми, но о боге не высказывался. Он не хотел впутываться в это спорное дело.
(с)
Размещение рекламы